Почему у интернатовских женщин нет семьи. Последствия интернатного воспитания
Еще в советское время, мы, — дети детского дома, — довольно часто общались с детьми из интернатной системы, и уже спустя годы хочется сказать, что дети, выходящие из этой государственной системы, терпят в жизни фиаско не меньше сирот, а может и больше.
Нередко мы и дрались именно потому, что считали, что интернатовские дети живут более комфортно, у них есть родители, а значит они не такие, как мы. Мы довольно часто участвовали в соревнованиях в сиротском секторе, где были только детские дома и школы-интернаты, мы были в одном социальном пространстве, гетто, из которого как детдомовским, так и интернатовским вырваться весьма сложно. Уже потом, работая в этой системе, руководя театральным кружком, начал осознавать, что у этих детей проблемы куда круче, нежели у выпускников сиротских учреждений даже с диагнозом ЗПР.
Все завязано даже не на наличии проблем со здоровьем, а на отсутствии включенности в общественное пространство, на соответствующих знании и опыте, которые образуются в рамках проживания в этой цикличной системе. Где есть все свое: и школа, и персонал, и лечение, но нет главного – инклюзивности, без которой ребенку (тем более если у него есть проблемы со здоровьем) сложно встраиваться в общество, не готовое к инвалидной коляске, белой трости, машущему руками глухонемому ребенку. И именно эта оторванность приводит к тому, что ребенок из интернатой системы оказывается просто вырван из жизни.
Не буду ссылаться на мировой опыт, но такого количества школ-интернатов, как в России, не встретишь, наверное, даже в государствах постсоветского пространства. Наша история — это довольно давнее отношение государства к детям с ограниченными возможностям. Еще как-то можно понять, когда детей калечит война, и общество просто не успевает принять их в свои семьи, тогда государство создает социальные институты, чтобы спасти детей от проживания на улицах. Но сегодня нет войны, сегодня дети с ограниченными возможностями могли бы проживать и в семьях российских граждан, и даже иностранных семьях. Но до сих пор среди чиновников нет понимания, что для ребенка лучше тренироваться жить в том пространстве, где ему завтра предстоит строить отношения с другими людьми, создавать семью, быть востребованным, полезным обществу и государству. Много говорят, что повернуть эту махину невозможно, ведь часто родители, узнав, что их дети имеют проблемы со здоровьем, до сих пор отказываются от них, и как раз в этой точке должна начать работать нормальная система защиты детства. Не отправкой ребенка навечно в цикличную систему интернатов и детских домов, а найти путь, при котором он не пропадет на годы, а уже потом выйдет на свет белый, не готовый сам, в неготовое же общество.
Я неоднократно встречался с руководителями школ-интернатов, общался с детьми, и даже там есть разлад в понимании того, чем и как должен жить молодой человек, готовясь будущей жизни. Директор искренне верит, что только эта система способна дать качество жизни, а сами дети считают, что слишком оторваны от общества, и хотели бы, к примеру, учится в общеобразовательной школе. Например, одна девочка-колясочница, заканчивая университет, сказала мне, что если бы она жила в школе-интернате, пределом ее мечтаний было бы другое подобное заведение. А в разговоре с девочкой из Казахстана я узнал, что ей самой хочется прожить в школе-интернате всю жизнь, потому что с ним связана вся ее история, а ей самой не особо хочется двигаться вперед. А ведь она имеет уже и квартиру, только не имеет опыта проживания в ней. Она уже ребенок системы. Подаренный ей ноутбук развернул ее, наконец, к активным действиям, хочется в это верить.
Следует также сказать, что одно образование не является фактором будущей адаптации выпускников интернатной системы, ведь вопросы создания семьи, самостоятельного проживания, налаживания контактов с другими участниками общественного процесса не менее важны. Такого опыта нет ни у детей-сирот, ни у интернатовских детей. Что те, что другие идут в профессиональные училища, в которые мало кто идет еще. Ну а то, что часто дети школ-интернатов создают семьи, еще раз подтверждает, что привыкшие жить в закрытых системах дети, воспроизводят их уже на личном уровне. Ведь и сообщества детей, вышедших из этих систем, крайне агрессивны, и ясно почему, потому что им не понятно, как жить там, куда они попадают после выхода из системы.
О детских домах говорится много, этому способствует добровольчество, но как мало можно узнать о жизни детей из школ-интернатов. При этом многие благотворительные фонды вроде бы много занимаются проблемами этих детей, однако и фонды тоже часто не способны перестроить свое понимание, не хотят понимать, что только перемещение ребенка в общественное пространство, семью, постоянный контакт с обществом и людьми помогут ребенку с ограничениями физических или умственных возможностей жить качественной жизнью. Но для этого важна и информация о том, что данная система не способна давать качественного детства, а значит, и будущей жизни.
Для 9-летней Оксаны и 12-летней Маши 11 февраля 2016 года стало особым днем. Именно в этот день в суде решался вопрос жить: «Будут они жить в семье или где-нибудь в интернате?». Отца и мать должны были лишить родительских прав, а детей забрать из семьи.
На суд пришел только отец девчушек, Виталий, 1970 года рождения. Мать Алена, 1982 года рождения, на слушание не явилась.
Виталий рассказал суду, что женился 13 лет назад. Работал. Оксана была в декретном отпуске по уходу за детьми. Стала часто прикладываться к бутылке со своими знакомыми. Он пытался лечить ее. Но первое, что она сделала. выйдя из наркодиспансера, напилась в стельку.
После развода в 2014 году дети остались с Аленой. Она сказала, что уехала к родителям в село. В действительности, скиталась по квартирам и пьянствовала. Детей в этом же году отдала в интернат.
– Я своих детей люблю, и сделаю все для того, чтобы они были со мной, – заверил судью Виталий. – Моя бывшая жена не в состоянии заниматься воспитанием. А о том, что она определила детей в интернат я узнал не сразу. Алена приходила ко мне, просила деньги. Я не отказывал. Покупал девчонкам телефоны, которые они теряли, одежду, обувь… Давал деньги на еду. Она говорила, что на выходных забирает детей из интерната…
Своего жилья у Виталия нет, поэтому и возник вопрос: «Можно ли ему доверять дочерей?». Но помогла его сестра. Она отдала Виталию в пользование собственную 2-х комнатную квартиру, с мебелью и домашней утварью. Она же наняла адвоката для брата, и ходит на каждое судебное заседание, переживая за семью не чужого ей человека.
12-летняя Маша, которую Виталий забрал из интерната, уже проживает с отцом. Оксана находится в санатории в Днепропетровске, и он ее навещает.
Суд пригласил на следующее заседание гражданскую жену Виталия. На это же заседание, 24 февраля, придут и девочки, чтобы сказать, согласны ли они проживать вместе с папой или же нет.
Социальные службы,служба по делам детей вместе с опекунским советом проверят жилищно-материальные условия, – проверят есть ли кровати, письменный стол, одежда… Заглянут в холодильник, чтобы посмотреть получают ли девочки витамины.
Но в Павлограде, наверное, ни один и ни два ребенка, в доме которых вообще отсутствуют холодильники. Жизнь впроголодь и безумная алкогольная жизнь родителей, со скандалами, драками и нищетой знакомы многим ребятам. По информации www.begemot.dp.ua, в Павлоградском интернате сегодня находятся 35 никому не нужных детей, которым некому рассказать о себе и не к кому, хотя бы изредка, прислониться.
Письменный стол и тумбочку им найдут. И кашей накормят. Только родителей письменным столом не заменишь. А 9-летней Оксане и 12-летней Маше 11 февраля судьба улыбнулась, – у них есть настоящий отец, который их любит, и суд ему, надеемся, не откажет.
Самые значимые люди в судьбе ребенка - его родители. Их поведение, мышление и образ жизни он неосознанно копирует в будущем, когда сам задумывается о создании семьи. Поэтому и первое предательство со стороны близких людей воспринимает особенно остро. Большинство мальчишек и девчонок, выросших в детских домах и интернатах, - это сироты при живых мамах и папах. Лишенные тепла и ласки, тоскующие по нежности, испытывающие острую потребность во внимании, они мечтают как можно скорее создать собственные семьи и искренне верят в то, что для этого достаточно просто взаимно полюбить кого-то.
Фото Рейтер
Разговорить этих резких, недоверчивых парней и девушек нелегко: они не понимают интереса постороннего человека к своей персоне и поначалу даже грубят. 21-летний Рома до сих пор не знает, как совершать покупки через интернет, и лишь недавно освоил смартфон. Зато уже успел жениться и развестись, а еще - стать отцом. Но навещать маленького сына отказывается. Назло бывшей жене.
Ирина в свои 25 воспитывает троих детей от разных мужчин, ни один из которых так и не стал ее законным мужем. Однако она не отчаивается: знакомится по интернету, умудряется находить время для свиданий. Боюсь, четвертый младенец тоже не за горами: Ирина просто бредит идеей встретить, наконец, Того Самого - настоящего, любимого, заботливого. Как в телесериалах, которые она смотрит запоем. Увы, примитивные мелодрамы - единственная для нее возможность полюбоваться на нормальные семьи: когда-то мать бросила Иру в роддоме, и за последующие годы забавная девчушка, страдающая косоглазием, не приглянулась никому из потенциальных усыновителей.
Думаешь, нам, интернатовским, есть чем хвастаться? - угрюмо спрашивает ее подруга, 22-летняя Нонна.
Фото Сергея Лозюка
Я уже наслышана про еще одну нелегкую судьбу: мать Нонны умерла, когда девочке было четыре года, отец вскоре спился и был даже рад, когда единственную дочку определили в детский дом: ребенок раздражал, не давал выспаться после попойки, требовал игрушек, еды и постоянно лез на руки, отвлекая от “важных” дел. Первое время Николай писал Нонночке письма, пару раз приезжал навестить, даже подарил плюшевого зайца. Эту игрушку Нонна хранит до сих пор как ценнейшую реликвию: больше от родного отца она не получила ни одного подарка. Спустя пять лет директор учреждения, где воспитывалась девочка, вызвала ее на разговор и сообщила, что папы больше нет: каким-то образом он оказался в далеком российском городе, выпил паленого спирта и умер.
Чуть оттаяв после латте с десертом, которые мы поглощаем за разговором в кафе, Нонна снисходительно соглашается окунуться в воспоминания:
Мама и папа когда-то были очень добрыми и ласковыми.
Я потом в детском доме и в интернате, когда все ложились спать, часто закрывала глаза и представляла, как они меня обнимают. Конечно, ревела в подушку. Знаешь, легче было тем, кто вообще не помнил, что такое настоящая семья. А у меня еще оставались какие-то обрывки в памяти. Даже когда отец уходил в запой и несколько дней не вспоминал, что меня нужно покормить, я все равно знала, что кому-то нужна.
А когда попала в детский дом...
У нас были хорошие воспитатели и учителя, строгая, но справедливая директор. Но это были чужие люди. Однажды меня пытались удочерить. Мне было девять, когда красивая женщина и ее муж пришли в детский дом, поговорили со мной. Прошел слух: я им понравилась. Мне завидовали подружки, даже наставники на уроках могли сказать что-то вроде: “Ну, Нонна, давай, напрягись, скоро ведь в хорошую школу перейдешь, там будет стыдно не знать таких элементарных вещей!” Я очень хотела в эту семью, но... То ли возникли какие-то проблемы с оформлением документов (родной отец тогда еще был жив, но где находился, - оставалось загадкой), то ли усыновители передумали... Мне долго не говорили, что они больше не придут, а я ждала, сидя на подоконнике в обнимку со своим зайцем. Когда поняла, что это все, жить расхотелось. Да и остальные дети подливали масла в огонь, дразнили, насмехались. Радовались, что я упала со своего пьедестала. Я их не виню: мы все страшно завидовали этой “отборной касте” - тем, кого усыновляли и удочеряли. Увы, чаще всего это были малыши до пяти лет. А я уже считалась “перестарком”...
Интернатовские девочки рано начинают половую жизнь. Не потому, что какая-то там любовь-морковь. Нет, просто нам всем ужасно хочется внимания и ласки от другого человека. Я впервые занялась сексом в 15 лет с самым крутым 17-летним парнем из нашей параллели. К счастью, обошлось - не забеременела. Хотя мы не предохранялись: не знали, как это делается. К нам в интернат с лекциями приходила гинеколог, рассказывала о ВИЧ, о заболеваниях, передающихся половым путем, постоянно повторяла фразу про необходимость предохранения. Про презервативы наслышаны были все, но это не значит, что парни умели ими пользоваться. Что касается таблеток для девочек, с этим тоже была проблема: мы ведь не располагали своими деньгами. Надо было идти к воспитателю, объяснять ситуацию. А что тут объяснишь? Мол, все подружки уже стали женщинами, мне тоже хочется...
После интерната я вернулась в дом, из которого меня когда-то забрали ребенком. Соседи меня вспомнили. Одна бабушка, которая хорошо знала мою маму, даже взялась опекать: объяснила, как оплачивать “коммуналку”, помогла устроиться на работу, постоянно угощала домашними блинчиками, супчиками, подарила кулинарную книгу, чтобы я хоть что-то научилась готовить. Мне вообще везло на хороших людей. Кроме мужчин. Бабушка бабушкой, но ведь, по сути, чужой человек. А выживать в этом мире одной было трудно и страшно. И я как в омут с головой окунулась на работе в роман с тридцатилетним мужчиной. Он - начальник цеха, женат, отец двоих детей. Но мне было все равно: я впервые за долгие годы купалась в обожании, комплиментах. Отмерено моему счастью было всего полгода. Пока я не поняла, что беременна и не сообщила своему мужчине. “Любовь” закончилась сразу и навсегда: он совал мне в руки деньги на аборт, потом перестал отвечать на смс. Через пару недель я узнала, что он уволился.
Я решила рожать. Почему? Мне нужен был рядом родной человек, чтобы не свихнуться от одиночества. Врач в женской консультации рассказала мне про социальные центры для женщин, оказавшихся в похожей ситуации, чтобы я туда обратилась за помощью, если будет совсем невмоготу. А бабушка-соседка заверила, что будет во всем помогать. Святая женщина! Девчонки на работе скинулись, купили распашонки, пеленки, профсоюз выделил деньги на коляску. Я родила девочку, как и хотела. Ей сейчас три года. Папаша платит алименты, но это копейки, ведь у него еще двое несовершеннолетних ребят. Меня никто не учил быть мамой, я очень боялась, что ничего не получится, это была моя навязчивая идея: вдруг у меня отберут ребенка и сдадут в детский дом, потому что я безалаберная, молодая. Но справилась. Дочке уже три годика, только-только в садик пошла. Главное - мы есть друг у друга.
А то, что оказались не нужны папе... Что ж, бывает. Наверное, я передала моей девочке это в наследство.
В чем заключается основная трудность для юношей и девушек, выросших в интернате и желающих создать свои семьи? Психолог Наталья Смущик объясняет:
В детском доме дети зачастую не воспринимают своих ровесников как потенциальных партнеров для построения семейных отношений. Проживая годами в закрытых учреждениях, видя друг друга каждый день, подросшие девочки и мальчики крайне редко влюбляются друг в друга и еще реже создают потом семьи с выпускниками того же социального учреждения. Кроме того, всем известно, что потребность в любви, безопасности, значимости может удовлетворяться только в полноценной семье. Детям-сиротам часто не хватает простых тактильных контактов как формы выражения любви. Закончив обучение в интернате, встретив во взрослой жизни парня/девушку, не сильно раздумывая, они вступают в сексуальные отношения, считая, что это и есть та самая любовь. Важно, чтобы такие дети общались с ровесниками из других социальных учреждений, из обычных школ. А лучше - проживали в семьях. Чтобы видеть перед глазами пример мужского и женского поведения, как приемные родители или усыновители выполняют разные социальные роли: мужа, жены, отца, соседа. Это поможет в будущем, когда придет пора вступать во взрослую жизнь и знать, как себя вести в социуме.
Многие бывшие воспитанники детских домов и интернатов признаются: они не умеют любить, не знают, что это такое. Можно ли научить этому чувству уже взрослого, сформировавшегося человека?
Стоит начать, пожалуй, с определения понятия любви. Очень часто его путают с влюбленностью. Хотя состояние влюбленности и восхитительно, оно кратковременно и в основном эгоцентрично. Любовь - это выбор, волевое решение совершать какие-то хорошие действия в адрес другого человека, даже когда нас не захватывают чувства влюбленности. Проявлять любовь мы учимся, как правило, в своих семьях, наблюдая за отношением родителей или других родственников друг к другу. Выражаем любовь разными способами. Семейный психолог Г. Чемпен выделил пять языков любви. И учить этим пяти языкам нужно всех - и детей, и взрослых. Преимущество подростков из полных и благополучных семей в том, что они это видят ежедневно и усваивают как нечто естественное, само собой разумеющееся. Ребята из детских домов такой возможности лишены. Единственный шанс наблюдать за “нормальными отношениями” - попасть в полную приемную семью либо на каникулы в патронатную. В жизни каждого ребенка-сироты в идеале должен быть значимый взрослый, проявляющий к нему любовь.
Фото Александра Стадуба
Быть может, имеет смысл ввести в интернатах в качестве школьного предмета этику и психологию семейной жизни? В обычных школах предполагается, что такое воспитание и такие знания дети получают в своих семьях, а как быть с теми, у кого нет родителей?
Проблема не в статусе ребенка. Это характерно для современного общества в целом: кризис семейных ценностей, огромное количество разводов, дети, рожденные вне брака, популярное у молодежи сожительство. Курс этики и психологии семейной жизни, наверное, необходим всем школьникам, а не только тем, которые обучаются в детских домах и интернатах. Конечно, одним уроком в неделю или курсом факультативных лекцией мы не сможем стопроцентно повлиять на умение правильно взаимодействовать с людьми, но учить этому подрастающее поколение необходимо.
КАК ПОМОЧЬ ДЕТЯМ ИЗ ИНТЕРНАТОВ
Для начала - не стигматизировать кризисные семьи, стараясь при каждом удобном случае высказать им свое осуждение и презрение. Такое поведение “успешного социума” лишь “топит” их еще глубже, в результате чего дети оказываются в системе закрытых учреждений.
Поддерживать благотворительные фонды и программы, деятельность которых направлена на грамотную работу с детьми-сиротами. Например, в Беларуси действует программа “Теплый дом”, главная ее цель - создание детских домов семейного типа, в каждом из которых воспитывается не менее 5 детей-сирот. На сегодня создано более 40 таких заведений. Согласно договору, заключенному между родителями-воспитателями и Белорусским детским фондом, дом находится в собственности фонда 15 лет. Если семья в течение этого времени сохранит статус детского дома семейного типа, жилье безвозмездно перейдет в ее собственность.
Становиться наставником для детей и дарить им свое индивидуальное внимание. В идеале у каждого ребенка должен быть свой волонтер, который может обучить его навыкам взрослого поведения и решению сложных жизненных ситуаций.
Жена футболиста рассказала «СтарХиту», почему они взяли из интерната девочку с особенностями развития. По словам Анны, в течение десяти лет она задумывалась о том, чтобы усыновить ребенка. Даже когда она узнала, что у Тани синдром каудальной регрессии, она не изменила своего решения. Через некоторое время десятилетняя девочка переехала жить в Санкт-Петербург.
О том, что тренер «Зенита» и сборной России стал отцом 10-летней Тани с ограниченными возможностями, узнали из блога эксперта по социальному сиротству Сергея Гезалова. Таня стала восьмым ребенком футболиста: у него есть 18-летний Илья от первого брака, живущий в Москве, и шесть детей от жены Анны – 16-летняя Майя, 10-летний Семен, 8-летний Иван, 6-летняя Варвара, 5-летний Савва и 3-летняя Илария. Супруга футболиста призналась «СтарХиту», что именно она убедила мужа завести еще одного ребенка.
Помочь полюбить себя
- Анна, как вы с Сергеем решились на удочерение?
Анна Семак : Я шла к этому десять лет. Но мои родители просили: пока можешь рожать сама – рожай, я так и сделала. А вот когда поняла, что больше здоровье не позволяет вынашивать малышей, решилась взять ребенка из детдома. Подождала, пока младшей дочери Иларии исполнится 3 года, и стала изучать сайты с анкетами сирот. 8 марта я увидела Таню и сразу поняла – это наш ребенок. Она один в один похожа на Варю и Иларию!
- Вас не испугало, что Таня – особенная, с физическими отклонениями?
Анна : Коляску я заметила уже после того, как влюбилась в нее. А потом позвонила в фонд и узнала, что девочка – глубокий инвалид, у нее редкое заболевание – синдром каудальной регрессии. Но ничего этого я уже не слышала, думала только о том, что Таня должна стать членом нашей семьи.
- Помните момент, когда вы впервые увидели Таню?
Анна : Я поехала к ней из Питера в подмосковный интернат для детей-инвалидов буквально через несколько дней после того, как нашла фото в интернете. Таня оказалась намного меньше, чем я представляла. Десять лет ребенку, а весит 13 кг!
Сначала она была очень робкой, а потом освоилась, стала заплетать мне косу, села на ручки. Я пообещала Тане, что заберу ее. Вернувшись в Санкт-Петербург, рассказала о своих ощущениях супругу. Сережа, если честно, очень волновался по этому поводу – справимся ли мы? Но у меня не было сомнений, что я все делаю правильно. Знаете, это как готовить что-то новенькое мужу на ужин и наверняка знать, что он будет в восторге от результата. Возможно, сравнение не совсем уместное, но ощущения те же…
Потом я собирала документы, мы с Таней созванивались. И через месяц я вернулась, чтобы забрать ее. Как только мы отъехали от интерната, Таня сразу стала называть меня мамой. В «Сапсане» заботливо укладывала в мешок все, что там обычно раздают бесплатно, приговаривая: «Папе, папе». Собирала подарок. Муж впервые увидел дочь уже в Питере, на перроне, когда встречал нас с поезда. Сергей взял ее на руки, она тут же назвала его папой… Это была любовь с первого взгляда!
Анна вместе с Таней быстро нашли общий язык
- Дочка быстро освоилась на новом месте?
Анна : Да, мы заранее подготовили для нее отдельную комнату. Наши друзья купили ей в подарок много одежды. Жанна Карпинская, владелица сети магазинов «Кенгуру», привезла на вокзал все необходимое, чем очень помогла нам, и огромное ей спасибо! Все это мы будем носить еще долго, ведь Таня растет очень медленно.
Главная помощница
- Как отреагировали дети на появление в семье еще одного ребенка?
Анна : Я подготовила их к тому, что мы возьмем девочку из детского дома, – читала им специальную литературу об усыновлении, показывала фильмы. Когда они увидели анкету Тани, наперебой твердили: «Мама, мы должны ее забрать к себе!» Дети отлично поладили – играют вместе в футбол: Танюша надевает на руки бутсы, передвигается по земле на руках… Но никто не стесняется ее.
Сема, например, любит гулять вместе с ней во дворе, не волнуясь, что соседские мальчишки будут показывать на него пальцем и назовут нянькой. Первое время сын и вовсе спал с Таней в одной комнате – на случай, если малышка проснется среди ночи и испугается.
Несмотря на то что дочка не может ходить, она моя главная помощница. Таня очень добрая, еще в детдоме пыталась научить младших, как одеваться, есть… Когда видит, что малыши не могут натянуть на себя штанишки, вздыхает: «А у нас даже безрукие сами одевались…» Она укладывает Иларию спать, читает ей книжки, убирает в своей комнате и печет папе печенье. У всех детей режим разный, и поэтому временами мне с ними приходится нелегко – для этого у нас есть няня.
Каждый вечер я делаю Тане массаж ног. В интернате предупредили, что мне придется стать медсестрой, чтобы ухаживать за ребенком, и, кажется, получается.
Мы с Таней начали открывать мир заново. Она никогда не пробовала клубнику, черешню. Мечтала покататься на пони и проколоть уши – и мы выполнили ее желания. Девочка ни разу не мылась в ванной, и первое время я купала ее три раза в день по два часа. Прошло время, и ванна стала ей уже не так интересна…
02.02.2005 15:12:22
Первые годы жизни играют решающую роль в развитии ребенка, и если они проведены в детском учреждении, это может иметь весьма разнообразные последствия, начиная от задержки речевого развития малыша и заканчивая различными отклонениями, проявляющимися в зрелом возрасте. Насколько серьезными будут эти последствия, зависит от множества факторов, например, от времени, в течение которого ребенок находился в детском доме, или от качества ухода, который он получал там.
Проблема детских учреждений
Хотя сотрудники разного рода детских домов и приютов в течение десятилетий заботились о детях, оставшихся без попечения родителей, в настоящее время считается, что все эти учреждения обладают целым рядом недостатков. Даже когда условия содержания оптимальны: на каждого взрослого приходится несколько малышей, обеспечивается чистота и правильный уход, – как правило, получается схема, когда не один конкретный воспитатель заботится о конкретном ребенке, а сотрудники учреждения, сменяя друг друга, заботятся обо всех детях сразу.
Воспитатели могут любить детей, ухаживать за каждым индивидуально, но, несмотря на это, малыши не учатся зависеть от конкретного человека, который бы шел навстречу их потребностям. Поскольку это является основой при формировании привязанности, дети в учреждениях интернатного типа не могут сформировать прочную привязанность к одному воспитателю, но приобретают навык требовать внимание и ласку от любого взрослого.
Детдомовское воспитание приносит еще больший вред, если учреждение переполнено настолько, что персонал не успевает удовлетворять даже самые необходимые потребности детей, например, мыть их, кормить, лечить, не говоря уже о ласке, играх и создании обстановки, стимулирующей развитие.
Хотя некоторые детские учреждения в Румынии были достаточно благополучными, остальные, которых было большинство, обеспечивали лишь пропитание. Медицинская помощь оказывалась нерегулярно, поэтому уровень болезней и смертности был достаточно высок. Зачастую на каждого воспитателя приходилось по 60 детей.
Последствия интернатного воспитания
Родители сообщают о различных типах поведения и различных проблемах у детей, взятых в приемные семьи из сиротских учреждений Восточной Европы. Таис Теппер (Thais Tepper), руководитель Общества Помощи Детям, взятым из интернатных учреждений (The Parent Network for Post-institutionalized Children), говорит, что все проблемы можно разделить на три группы: сенсорные нарушения, трудности с формированием привязанности и проблемы, связанные с неправильным питанием. Исследователи в целом согласны с утверждением родителей, но остаются открытыми вопросы о причинах нарушений, о том, в какой степени они влияют на ребенка и насколько эффективно их можно скорректировать.
Шэрон Джермак (Sharon Germak) - доктор педагогических наук, врач, практикующий в Массачусетсе, и приемная мать. В 1992 году она в составе медицинской миссии ездила в Румынию, а впоследствии продолжала наблюдение за группой приемных детей из этой и других стран Восточной Европы. Джермак считает, что некоторые дети, усыновленные из учреждений интернатного типа, демонстрируют поведение, обусловленное недостатком сенсорной стимуляции в решающий период их развития.
Из-за переполненности учреждений у персонала не было возможности заниматься с малышами, играть с ними, отсутствовали даже стимулирующие развитие игрушки. Для того чтобы наверстать упущенное, она предлагает родителям чаще играть с ребенком в ладушки или в прятки, петь ему песни и рассказывать детские стишки; качать и легонько подбрасывать его; обнимать и целовать, окружать заботой и лаской – то есть делать те вещи, с которыми малыш никогда не сталкивался во время жизни в детском доме. В результате институционализации некоторые дети иначе, чем их сверстники, реагируют на звуки, боль, прикосновение, язык, движения.
Однажды оказавшись в обстановке, предполагающей более тесное общение, некоторые малыши демонстрируют в высшей степени обостренные реакции на сенсорную стимуляцию, говорит Джермак. Им трудно найти золотую середину. Например, одних ошеломляет даже плавное движение, тогда как другим недостаточно и активных действий: бега или прыжков. Третьих шокируют легкие прикосновения, например, когда отец или мать гладит их по головке, хотя они совершенно спокойно относятся к крепким «медвежьим» объятиям.
Некоторых детей так долго кормили из бутылочки, что им незнакома твердая пища. Они давятся и задыхаются от кашля. Выделанные пяточки на носках или лейблы на одежде могут быть не просто раздражающими, они оказываются просто нестерпимо неудобными. Некоторых детей пугает и раздражает звон будильника. Другим страшно наклонять голову вперед при мытье или откидывать ее назад в кресле у дантиста.
Джермак отмечает, что пока не ясно, как сенсорная депривация в раннем возрасте влияет на последующее сенсорное развитие. Возможно, что без адекватного получения сенсорной информации центральная нервная система не сможет нормально развиваться.
Сандра Кэлер (Sandra Kaler), дипломированная медсестра, доктор психологии и практикующий психолог из Калифорнии, принимала участие в четырехлетнем исследовании детей из Румынии, результаты которого еще не опубликованы. В ходе исследования были выявлены дети с отклонениями в обучаемости, с нарушением внимания, а также дети с неразборчивой привязанностью. У некоторых были проблемы с контролем над эмоциями и речевым развитием.
Кэлер, которая, кроме всего прочего, является приемной матерью, говорит, что, скорее всего, все перечисленные отклонения были обусловлены не только эмоционально бедной обстановкой румынских детских учреждений. Условия жизни в Румынии того времени способствовали неблагоприятному течению пренатального периода развития, многие матери в период беременности употребляли алкогольные напитки, говорит она.
У детей из учреждений интернатного типа иногда проявляются некоторые симптомы пост-травматического стресса, их взгляды обращены в прошлое, в то время, когда они жили в детском доме, говорит Кэлер. Несмотря на то, некоторые дети испытывают трудности с формированием привязанности, «прилипчивы» или демонстрируют неразборчивую привязанность, тяжелых нарушений способности формировать привязанность она не наблюдала.
Насколько серьезны эти проблемы
Перечисленные проблемы отмечают и специалисты, и усыновители, но это вовсе не означает, что они являются универсальными.
Гроуз, наблюдавший румынских детей с начала девяностых годов, собрал данные о 475 малышах, усыновленных из Румынии, – это в среднем 16 процентов всех румынско-американских усыновлений, совершенных в 1990-1993 годах. Около двух третей из 475 человек были усыновлены из приютов или других учреждений интернатного типа, тогда как оставшаяся треть до усыновления жила в семьях.
Результаты работы Гроуза пока не были опубликованы, но он сделал доклад на проходившей недавно конференции, проводившейся на средства Северо-Американского Совета по детям, свободным для усыновления. Гроуз обнаружил какие-либо проблемы только у половины детей. Однако среди них процент малышей, взятых из учреждений, был очень высок.
Гроуз пришел к выводу, что 30 процентов детей отстают в речевом развитии; 29 процентов испытывают проблемы с мелкой моторикой; у 26 процентов запаздывает социальное развитие; 24 процента имеют хронические заболевания; у 22 процентов детей трудности с крупной моторикой; 21 процент страдает от гиперактивности; у 19 процентов наблюдается ночное недержание мочи; 18 процентов были сверхчувствительны к сенсорной стимуляции (прикосновениям, знакам и звукам); 16 процентов «убаюкивают» себя ритмичными движениями; 8 процентов детей очень трудно успокоить, когда они чем-то расстроены; и 6 процентов имеют привычку причинять себе боль.
Многие дети с этими проблемами были усыновлены из детских учреждений. Например, из «убаюкивающих» себя малышей 93 процента попали в приемные семьи из интернатных заведений. Восемьдесят семь процентов детей, сверхчувствительных к прикосновениям и звукам, также жили в детских домах.
Ученые из Университета Саймона Фрезера в Британской Колумбии провели сравнительное исследование 46 детей, проведших, по крайней мере, восемь месяцев в приютах или детских домах, 29 детей, усыновленных в возрасте до четырех месяцев, и группы детей (46 человек), воспитывающихся в биологических семьях (все дети из Румынии).
Дети из учреждений имели более неуверенную привязанность к родителям, нежели дети, усыновленные в младенческом возрасте.
Ученые предположили, что это результат взаимодействия четырех факторов. Во-первых, привязанность между родителем и ребенком начала формироваться позже, чем это обычно происходит. Во-вторых, малыши, жившие в детских домах и приютах, не были научены поведению, которое способствовало бы возникновению привязанности, например, они не умели улыбаться, не знали даже, что когда больно, нужно плакать – сильная запущенность притупляла естественные реакции. Кроме этого, из-за запущенности дети не научились доверять взрослым.
Более того, малыши из детских учреждений, принимавшие участие в исследовании, как правило, демонстрировали неразборчивую привязанность. Иными словами, они не выделяли кого-то одного из окружавших их людей, а требовали внимания от каждого взрослого.
«Неразборчивая привязанность»
– такой тип поведения был отмечен и другими учеными. Барбара Тизард (BarbaraTizard) наблюдала за 30 детьми, которые родились в Лондоне в 1966 году и до усыновления некоторое время провели в детских учреждениях. Большинство из них были усыновлены, прежде чем им исполнилось четыре с половиной года. При встрече с этими детьми (им было уже по восемь лет), Тизард обнаружила некоторые отклонения, в том числе и неразборчивую привязанность: многие приемные дети были “излишне дружелюбны с незнакомыми людьми” или “требовали внимания посторонних”.
Поводы для оптимизма
Несмотря на то, что еще рано говорить о степени обратимости такого поведения ребенка в условиях постоянной семьи, ученые склонны делать оптимистические прогнозы. Однако нужно отметить, что вряд ли найдется человек, который возьмется утверждать, что все проблемы исчезнут сами собой в тот момент, когда ребенок попадет в семью, где у него будут постоянные, заботливые родители и хороший уход. Могут потребоваться консультации квалифицированных специалистов, особые техники воспитания и ухода, вмешательство врачей.
Педиатр Майрон Уиник (Myron Winick) исследовала детей, усыновленных в возрасте до трех лет, которые в первые годы жизни получали некачественное и недостаточное питание, и обнаружила, что их рост и интеллектуальное развитие соответствуют норме. Однако развитие детей, попавших в постоянную семью после трех лет, было близко к нижней границе нормы.
Виктор Гроуз отмечает, что родители, принимавшие участие в его исследовании, замечают у своих детей явный прогресс. Хотя многие усыновители не были готовы к проблемам, с которыми им пришлось столкнуться, они видят улучшения в физическом, речевом и других аспектах развития своего ребенка.
Ученые из Университета Саймона Фрезера установили, что приемные родители детей с недостаточной привязанностью, как правило, уделяли немного времени занятиям с малышом, это свидетельствует о том, что на проблемы с привязанностью влияет не только восприимчивость ребенка, но и стремление родителей установить прочные взаимоотношения.
Сандра Кэлер также достаточно оптимистична, но, кроме этого, она призывает не забывать о реальном положении вещей. «Любой человек, усыновивший ребенка из Румынии или России, должен четко понимать, что этот ребенок – со специальными нуждами. Не имеет значения, насколько сильно вы его любите - одной любви может оказаться недостаточно». Помимо этого, Кэлер отмечает, что она видит значительное улучшение состояния детей в тех семьях, где родители прибегли к помощи специалистов сразу после усыновления. Значительный прогресс замечен также в тех семьях, где усыновители смогли соотнести свои ожидания с реальными детьми.
Неудивительно, что самые заметные улучшения отмечены у тех детей, которые провели меньшее время в учреждениях интернатного типа, а также у тех, кого усыновили до трех лет. Хотя Гроуз все еще продолжает наблюдение за своими подопечными, он дает более оптимистичный прогноз тем, кто получал необходимую стимуляцию, любовь и полноценное питание до трех лет.
Как помочь детям?
Поскольку последствия институализации весьма разнообразны, зачастую необходима консультация специалиста, способного поставить диагноз и установить его причины. Медицинское состояние ребенка, по желанию родителей, можно оценить сразу после появления малыша в семье, а другие аспекты могут подождать до тех пор, пока ребенок не освоится в доме, если, конечно, проблема не требует срочного разрешения.
Помочь ребенку в преодолении расстройств сенсорного восприятия, проблем с привязанностью, отставания в развитии может профессиональный психиатр, логопед и дефектолог, детский психолог, а так же врач, занимающийся вопросами формирования привязанности.
Возможно, потребуется помощь специалиста и для того, чтобы разработать дальнейшую стратегию борьбы с его проблемами, но многое могут сделать и сами родители, говорит Джермак.
Она отмечает также, что дети, сверхчувствительные к прикосновениям, с трудом переносят длительные телесные контакты, но в целом положительно относятся к кратковременным прикосновениям. Иногда родители обнаруживают, что раскачивание ребенка на качелях – один из немногих способов приучить его к телесному контакту. Некоторые усыновители советуют приобрести мини-батуты: с их помощью дети могут получить необходимую им двигательную стимуляцию.
Снизить чувствительность ребенка к прикосновениям, не травмируя его, можно с помощью игр, в процессе которых он должен будет тереть себя мягкой мочалкой или массировать десны зубной щеткой, советует Джермак. Профессиональный психотерапевт поделится с родителями и другими способами, подходящими для состояния именно их ребенка, отмечает она.
Для общения с малышом, испытывающим речевые проблемы, можно пользоваться языком знаков, даже если слух и речевой аппарат ребенка в норме.
Методы для усиления привязанности между детьми и родителями, применяемые для детей из учреждений интернатного типа, отличаются от тех, которые используются в работе с асоциальными детьми. Их цель - увеличить прочность привязанности, а не развить ее. Теппер говорит, что «техника держания» (“holding technique”), часто применяемая к детям с расстройствами в формировании привязанности, может напугать ребенка, которого не раз привязывали к кровати – практика, иногда применяющаяся в детских учреждениях Румынии. Более эффективна игровая терапия.
Джермак добавляет: родителям нужно понять, что у детей, противящихся прикосновениям и действиям, усиливающим привязанность (например, совместному качанию в кресле-качалке), могут быть сенсорные нарушения, а не проблемы с привязанностью. Приемным родителям, которые чувствуют, что ребенок отвергает их, нужно набраться терпения и, несмотря на трудности, упорно продолжать поиски альтернативного пути взаимодействия с ребенком, пути, который приведет к формированию привязанности.
Узнать своего ребенка и понять его поведение усыновителям поможет хорошая группа поддержки и профессиональный специалист, к которому можно обратиться в случае необходимости.
Перевод Натальи Ран.
Состояние детей, находившихся в сиротских учреждениях, улучшается после усыновления (Institutionalized children have problems, show progress after adoption)
Лоис Р. Мелина (Lois R.Melina)
